С 1969 солист Центрального телевидения и радиовещания. Получил известность как исполнитель песен М. Г. Фрадкина, Д. Ф. Тухманова, А. Н. Пахмутовой, В. Я. Шаинского и др. (многие песни исполнял впервые).
Исполнил ряд партий в ораториях концертных постановках опер (в том числе Порги – "Порги и Бес"). Гастролирует за рубежом.
1-я премия на Международном фестивале песни в Сопоте (Польша, 1972).
3-я премия на Международном фестивале эстрадной песни "Золотой Орфей" (Болгария, 1972). Народный артист России (1983).
Воспитанием Левы занимался... старшина Андрей Фисенко, адъютант отца — Валерьяна Андреевича Лещенко, офицера спецчастей.
Мать Левы умерла в 1944 году, когда ему не исполнилось и двух лет, отец был по горло занят работой, и ребенок рос "сыном полка": обед — в солдатской столовой, днем — занятия на стрельбище, вечером — строем в кино.
Четырехлетнему мальчику полагались и военная форма, и солдатские лыжи, по высоте раза в три превосходившие рост Левы.
Когда мальчику исполнилось шесть лет, в их доме появилась Марина — новая жена отца. Теперь Леве было к кому обратиться "мама".
Она оказалась женщиной душевной и доброй, да только на Леву у нее оставалось слишком мало времени — вскоре у Марины родилась своя дочь, к тому же она воспитывала двоих племянников.
Иногда мальчика брал к себе дед Андрей. Он был человеком образованным — до революции работал бухгалтером на большой фабрике — и большим любителем музыки.
У деда была старинная скрипка, сам вид которой (дерево, поблескивавшее темным лаком, плавные изгибы) приводил мальчика в восторг, а уж звуки, которые дед Андрей умел извлекать из этого инструмента, будили в Леве мечту о другой, яркой жизни, совершенно непохожей на ту, что шла в подмосковных казармах...
А еще дед Андрей научил Леву петь. После их распевок на два голоса мальчику неделями снились музыкальные сны.
Наверное, именно эти сны заставили подросшего Леву штурмовать музыкальное отделение ГИТИСа, тем самым нарушив волю отца, мечтавшего о настоящей мужской профессии для сына.
Идти наперекор отцу было страшновато — Валерьяна Андреевича все немного побаивались, недаром он служил в спецчастях. Но больно уж манила Леву яркая актерская жизнь: залитая светом сцена, элегантные костюмы, жадные глаза зрителей...
Но актерский институт не спешил открывать ему двери в новую жизнь. Проваливаясь на экзаменах раз за разом, Лева достиг призывного возраста. В военкомате он заявил, что хочет быть моряком, но бороздить просторы океана ему так и не довелось: вмешался отец.
Валерьян Андреевич позвонил кому нужно, и Льва направили в Германию в танковую часть.
Правда, через год его освободили от обязанностей танкиста, определив в армейский ансамбль песни и пляски, но петь и плясать, находясь в Западной группе войск, приходилось за забором из колючей проволоки, что мало напоминало яркие мечты об артистической карьере.
Тем упорнее Лещенко стремился к цели. Демобилизовавшись, он снова пришел в ГИТИС. Экзамены давно закончились, но профессора сжалились над юношей, чье лицо им успело примелькаться, и согласились на прослушивание.
Ария, пропетая абитуриентом Лещенко, особенного впечатления не произвела. "Парень хороший, но немузыкальный" — вынесла приговор комиссия. А армейский фельетон, который Лева прочел в качестве драматического отрывка, вызвал шквал веселья.
"Это же нужно умудриться выбрать такую бездарную вещь!" — восхитился профессор Анфимов. И Лещенко был принят... за дремучесть.
Учеба в ГИТИСе быстро преобразила парня. Уже через год никто не сомневался, что Лещенко — прирожденный артист. И его, второкурсника, приняли в труппу Театра оперетты.
Его первая роль — грешник в спектакле "Орфей в аду" — состояла всего из двух слов: "Пустите погреться". Но не эпизодических ролей просила его широкая душа. Душа просила песни...
Звездный час наступил в 1972 году, когда Лещенко победил на песенном фестивале в Сопоте. С тех пор Лев Лещенко стал по-настоящему знаменит, его признавали все: и публика, и власть.
Он выбрал на редкость правильный курс, лавируя между официозом советской песни, состоявшей тогда на государственной службе, и лирико-романтическим устремлением собственной истосковавшейся с детства души.
В исполнении Лещенко песни про комсомол и Магнитогорск звучали столь же искренне и прочувствованно, что и песни про соловьиную рощу.
Открытое лицо, честный взгляд, обаятельная улыбка человека, которому нечего скрывать, плюс элегантный белый костюм с непременной бабочкой... Лещенко воплощал сам дух советской эстрады!
Двадцатидвухлетняя красавица Ирина от советской эстрады, да и вообще от советской жизни была далека — она росла в семье дипломатов, детство провела в Германии, а юность — в Будапеште, где училась в университете на факультете международных отношений.
В 1976 году Ирина приехала на каникулы в Сочи, где в это время гастролировал Лещенко, и случайная встреча в холле гостиницы с высоким статным тридцатипятилетним красавцем произвела на нее впечатление.
Пары минут беседы с Ириной Льву хватило, чтобы, во-первых, безоглядно влюбиться, а во-вторых, выяснить, что ей фамилия Лещенко ни о чем не говорит. Даже показательное выступление темной сочинской ночью под мостом (для акустики) не убедило девушку в том, что ей сказочно повезло.
"Орешь как резаный", — откомментировала Ирина посвященную ей арию. Самолюбие артиста было несколько ущемлено, и он всерьез решил завоевать сердце Ирины, чего бы это ни стоило.
В это время Лещенко был женат, но семейная жизнь как-то не задалась: жена Алла тоже была артисткой, пела у Утесова. Творческое соперничество оказалось несовместимым с супружеским согласием, к тому же у Аллы вечно не хватало времени, чтобы заниматься домом.
Каким-то чудом Лещенко сумел разглядеть в Ирине, студентке престижного университета, женщину своей мечты. Правда, Ирина еще не знала об этом.
Из Сочи она уехала не попрощавшись и не оставив своего телефона. Но, как это обычно и бывает, выручил лучший друг. Винокур, тоже оказавшийся в Сочи, разыскал подругу, с которой отдыхала Ирина, и все у той выпытал... И Лещенко начал осаду!
В первый раз, когда он позвонил в Будапешт, ему просто повезло: в девять вечера общительная и обаятельная Ирина оказалась не на свидании, не на танцах или студенческой пирушке, а дома, в общежитии.
Уж как Лев, ни слова не знавший на каком-либо языке, кроме русского, объяснился с венгеркой консьержкой — неведомо никому. С тех пор, затвердив пару фраз по-венгерски, Лещенко звонил Ирине каждый день ровно в девять вечера.
Ни минутой раньше, ни минутой позже! О чем они говорили — не так уж и важно. Но Лев добился главного: Ирина, ошарашенная этой смесью пунктуальности и настойчивости, перестала по вечерам выходить из дома, лишившись, таким образом, всех будапештских поклонников.
Будь тогда родители Ирины рядом с ней, они, возможно, помешали бы этому странному роману. Но они работали в Алжире и за дочку не волновались, ведь ее карьера поэтапно шла вверх: Ирина поступила в аспирантуру...
Да только через год ежедневных телефонных разговоров она поддалась уговорам Лещенко и приехала в Москву. В один прекрасный день Лев подогнал к дому любимой такси и повез ее в Домодедово.
Хитрый артист сумел убедить Ирину, что они отправляются вовсе не в гастрольный тур по захолустным уголкам Советского Союза, а в романтический вояж по экзотическим местам.
У Ирины от этой поездки в памяти остались только угрюмые города, как две капли воды похожие друг на друга, необустроенные гостиничные номера и скука гримерных...
Концертный успех Левы ее по-прежнему не впечатлял. Зато впечатляло море любви и нежности, не растраченных в детстве и щедро изливаемых на любимую женщину.
А еще через год они поженились. Супружество, которое начиналось так странно, оказалось на редкость прочным и счастливым. В чем же тут секрет?
Во-первых, в глобальном чувстве безопасности, которое Лева сразу внушил Ирине.
Во-вторых, в хитроумной тактике Лещенко. Лев сумел убедить Ирину, что на дипломатическом поприще ее ничего хорошего не ждет (женщин в 70-х годах к высоким постам особенно не допускали) и гораздо лучше будет для нее самой, если в университет она не вернется, а станет хранительницей его собственного домашнего очага.
Когда Ирина, не раз впадавшая в хандру за долгие годы нелегкой службы жены при знаменитом муже, заговаривала о том, что неплохо бы ей пойти куда-нибудь работать, Лев Валерьянович не спорил: "Конечно, иди".
Предоставляя полную свободу женщине, он твердо уверен, что она... этой свободой никогда не воспользуется. Особенно, если вовремя подкинуть ей какую-нибудь новую идею: "Давай выроем на участке бассейн".
А она ему: "Ну какой бассейн! Зимой он замерзнет, не выдумывай!" А потом Ирине и самой становится досадно, что она вечно подрезает крылья фантазии мужа. Кстати, делать комплименты вокальному таланту Лещенко Ирина так и не научилась.
Лев Валерьянович принесет домой свой диск: "Давай послушаем? Очень хорошая песня!" Ирина послушает и... камня на камне не оставит ни от слов, ни от музыки: "Чушь, пошлость, бездарность!" А Лещенко не обижается: "Звукоизвлечение — это такая зараза!" — объясняет он ей.
За двадцать лет супружества у Лещенко не было повода ревновать свою молодую красавицу жену. Ведь он сразу отвадил от нее всех ее знакомых: эрудированных и пижонистых молодых людей, начинающих дипломатов.
Со временем Ирину стали окружать исключительно ровесники мужа: маститые певцы, композиторы, поэты — люди солидные, обласканные официальной славой и приученные к дисциплине...
"Я даже теоретически не могу себе представить, что моя жена может иметь какие-то собственные дела с мужчинами", — объясняет Лещенко. При этом нельзя сказать, что, женившись.
Лев Валерьянович совершенно изолировал собственную персону от общества других женщин. Так уж устроены артисты: влюбляются в партнерш по сцене — хотя бы платонически, хотя бы мимолетно...
А в качестве наставника молодых исполнителей Лев Валерьянович сталкивался со многими молодыми, симпатичными и талантливыми певицами...
Наставником молодых Лещенко стал после перестройки, когда его, так же, как и Магомаева и Кобзона, потеснила на сцене молодежь, лучше удовлетворявшая изменившимся вкусам публики.
Ирина сказала: "Да хватит тебе валять дурака! Заканчивай эту историю и уходи в бизнес!" Но бизнес Льва Валерьяновича не привлекал. А еще меньше его привлекала перспектива менять имидж, чтобы угнаться за новыми временами.
"Я всю жизнь пел попсу, но далеко не всякую, — ответил он на предложение своего автора Добрынина включить в репертуар песню "Не сыпь мне соль на рану". — Петь такое — все равно, что пройтись по городу в шортах! Для меня это немыслимо".
И Лещенко ушел с эстрады, решив посвятить себя педагогике. Он основал театр "Музыкальное агентство", в котором "пригрел" таких дебютантов, как Марина Хлебникова, Ольга Арефьева, Катя Лель. А когда к пьянящему воздуху свободы публика попривыкла, оказалось, что и для исполнителя Лещенко отнюдь не все потеряно.
"Соловьиная роща" или "День Победы" — эти песни по-прежнему идут "на бис", пусть не у молодых, но уж у зрителей средних лет — точно.
Шуточка друга-Винокура: мол, семидесятипятилетняя бабушка Влада Сташевского поведала, что любит песни Лещенко с детства, только развеселила певца. "Просто моя публика повзрослела вместе со мной", — рассудил он.
Впрочем, пятидесятисемилетнему Лещенко до старости еще далеко. "Подходя к зеркалу, я каждый раз говорю себе: "Ты, Лева, молодец! Только тебе нужно немного похудеть, так что отправляйся-ка в подвальчик, к тренажеру".
Насчет похудеть — тут у Лещенко есть небольшая проблема: больно уж вкусно готовит жена! Впрочем, он двадцать лет растил из Ирины идеальную хранительницу домашнего очага, так что на это сетовать не приходится!
Единственная мечта, которую Льву Валерьяновичу не удалось реализовать в семейной жизни, — это мечта о детях. "Своими обзавестись не сумели — все некогда было, а теперь, наверное, уже поздно, — рассказывает певец. — Но если в нашем доме все-таки появится ребенок, я сделаю все, чтобы он был счастлив".
